Страшен поэт на исходе чернил!
Боже, зачем ты меня сочинил?!
— Дайте мне саблю! — тихо сказала Шаповал, чувствуя удивительный, последний кураж. — Где, черт побери, моя сабля?
— Какая сабля, мама? — спросила Настя.
Дочь стояла у окна, глядя вниз. На миг спросонья почудилось: там, внизу, еще кипит приступ, приступ сердечной недостаточности бытия, и скоро враги заберутся сюда. Скоро, но не сейчас. “Только через мой труп...” — говорила Настина спина.
— Пьеро не вернулся?
— Нет, мама. Тебе приснился страшный сон?
Страха не было. А кураж остался. Бойкий, гибкий, в разноцветном трико и в колпаке с ушами. Проснуться вместе с этим чужим, плохознакомым куражом было чудно: словно с посторонним человеком в одной кровати. И потом долго вспоминать, кто это, что мы вчера делали... — обнаружив наконец в незнакомце собственного мужа.
— Мам, ты на работу опоздаешь. Давай вставай. Я тут как-нибудь сама.
— Дай мне телефон.
— Зачем тебе в такую рань телефон? Может, лучше саблю?
— Саблю потом. Сейчас телефон.
“Panasonic” на ощупь был шершав и удобен, как рукоять карабеллы.
— Алло, Владлен? Да, это я. Я беру отгул. На неделю, наверное. Нет, я не прошу у тебя разрешения. Раскатал губу... Просто информирую. Командуй. Буду звонить, справляться. Чего хихикаешь? Небось только и ждал?! Заговорщик хренов. Грош цена твоим заверениям: все прахом пустите, разгильдяи! Ты это оставь! Понимает он меня... Ни черта ты не понимаешь. Вот бросит твой прохвост университет, возьмет себе шута за твои деньги, тогда поймешь. Что? Ты над этим работаешь? Ладно, я позже перезвоню.
Кураж вертелся в кровати, намекая на продолжение банкета.
— А теперь, Настя, спокойной ночи. Буду спать до полудня. Разбудишь — убью.
— Тебя внизу Мирон ждет. Я ему скажу...
Заснуть получилось не сразу. Галка, ты рехнулась! Что творишь, дура! Внутренний голос зудел, брызжа адреналином, но сегодня ему не хватало убедительности. То ли куража опасался, то ли старая роль поистрепалась на губах. “До полудня, — повторила блиц-майорша, собираясь вернуться в форт и надрать задницу охамевшим индейцам. — Разбудишь — убью”.
Внутренний голос понял и заткнулся.
...Лондонский туман сочился в прорехи бытия, искажая очертания. И вот уже сквозь волнистые пряди овсяного киселя, столь любимого покойным профессором Мориарти, автором трактата “Тоже мне, бином Ньютона!”, пробиваются требовательные гудки паровых баркасов со стороны Трафальгарских доков. Стучат копыта по брусчатке: с Букер-стрит на Антибукер. Кеб заворачивает во двор, останавливается. Торопливые шаги на лестнице.
Мелодично звякает колокольчик.
Вожди краснокожих явились на переговоры?
Nothing of the kind, леди энд джентльмены! Река времен вильнула лисьим хвостом, оставив за бортом гудронов с джипами “Чероки” — хлебать мокасином горечь поражения. В дверях же стояла неразлучная парочка: знаменитый сыщик-подросток Урия и его вечный спутник, доктор Поттер. Последний по совместительству приходился мужем миссис Фуллер. Как мы уже говорили, оная миссис, становясь под венец, фамилию менять отказалась категорически, гордясь древностью рода Шаповалов-Фуллеров. Пришлось жениху Гарри, отпрыску семейства Горшечников-Поттеров, уступить.
— Дорогая, что случилось? Ваша линия все время занята. А это новомодное устройство, беспроволочный телефоноид системы капитана Немо “Mobilis in mobile”, молчит, как инспектор Лестрейд на встрече с репортерами “Таймс”!
— Это же элементарно, Гарри, — небрежно бросил юный детектив, чей цепкий взгляд, безошибочно различавший сорта грязи от Манчестера до Ливерпуля, успел пробежаться по комнате и вернуться с грудой важнейших фактов в зубах. — Беспроволочная новинка лежит на трюмо близ зеркала, изготовленного мастерами-венецианцами семьи Баровьери. Как общеизвестно, именно Баровьери, возрождая стеклоделие на острове Муррано, сберегли большую часть старинных технологий, например, сирийскую стеклодувную трубку...
— Урия, ради всего святого, короче!
— Но вернемся к телефоноиду. В данный момент устройство самовыключилось, полностью разрядив лейденскую банку, а посему временно не реагирует на вызов. Основную же линию связи оккупировала моя любимая сестра и твоя обожаемая дочь. Зная ее лаконичность, могу с уверенностью предположить, что она занялась этим на рассвете и закончит к вечернему чаепитию.
— Ваша наблюдательность, сын мой, как всегда, поражает, — Гарри развел руками, смахнув с полочки лак для ногтей. — Дорогая, мы обеспокоены. Я связался с офисом “Phephela KPK”, но там сказали, что ты в недельном отпуске. Тем не менее твой личный кучер ждет во дворе, наотрез отказываясь уехать либо покинуть экипаж для отправления естественных потребностей. Этот упрямец говорит, что скорее умрет, чем оставит госпожу. И утверждает, что его услуги могут понадобиться в любой момент. Например, в случае бегства из страны. Как это понимать, дорогая?! Может быть, стоит вызвать констеблей?
Кивнув словам отца, Урия извлек из кармана складную лупу и принялся деловито обследовать квартиру.
— Не надо констеблей. Добропорядочные женщины сами стирают свое белье.
Миссис Фуллер была железной леди. Но заботливость родственников и неколебимая преданность кучера вызвали слезы на ее глазах. Впрочем, сильно ошибся бы тот член Палаты Лордов, кто счел бы эти слезы признаком слабости.
— Вы завтракали? Овсянки?
— Нет-нет, мы сыты! — в один голос возопили сыщик с доктором. С пола им подвыл французский бульдог, похожий на гибрид очень умной жабы с очень симпатичным нетопырем.